Москва. 14 февраля. INTERFAX.RU - Фильм иранского режиссера Джафара Панахи "Такси" стал обладателем "Золотого медведя" Берлинского фестиваля.

Панахи в 2010 году был осужден на шесть лет за антиправительственную деятельность. Через год он был отпущен под домашний арест с запретом снимать кино. Однако за четыре года он снял три полнометражных фильма, получившие призы на международных фестивалях. "Золотого медведя" из рук директора Берлинале Дитера Косслика получила его племянница, сыгравшая в фильме одну из главных ролей. Дж. Панахи также выступил как сценарист своего фильма и сыграл в нем главную роль.

Гран-при жюри вручен чилийской картине "Клуб" Пабло Ларрайна. Приз Алфреда Бауэра присужден гватемальскому фильму "Вулкан Иксканкул" режиссера Хайро Бустаманте. За лучшую режиссуру "Серебряными медведями" были награждены сразу два режиссера - Раду Жуде за фильм "Aferim!" и польский режиссер Малгожата Шумовска за картину "Тело".

Лучшим актером назван англичанин Том Кортни за роль в фильме "45 лет" Эндрю Хэя, где он сыграл в паре с Шарлоттой Рэмплинг. Рэмплинг получила "Серебряного медведя" за лучшую женскую роль. Чилийский режиссер Патрисио Гузман (документальный фильм "Перламутровая пуговица") награжден "Серебряным медведем" за лучший сценарий.
"Серебряными медведями" за выдающиеся достижения в области операторского искусства награждены российские операторы Евгений Привин и Сергей Михальчук ("Под электрическими облаками" Алексея Германа-младшего) и Стурла Брандт Гровлен ("Виктория" Себастьяна Шиппера).

Лучшим дебютом в полнометражном кино стал фильм "600 миль" Габриэля Рипштейна.
65-й Берлинский фестиваль проходил в столице Германии с 5 февраля. В основном конкурсе участвовало 19 полнометражных фильмов. Всего на фестивале было показано более 500 фильмов.

Фото: Reuters

http://www.interfax.ru/culture/424125

(ГАГРА, 16 февраля - LivDA.ru) Консульский пункт ведет работу по приему документов на первичное оформление, переоформление общегражданского загранпаспорта Российской Федерации и осуществляет выдачу готового паспорта. Уже в первый день работы консульского пункта сотрудники выдали до сорока талонов на подачу документов, а также 30 граждан получили уже готовые паспорта.

Давно хотелось представить вам известного абхазского художника Руслана Габлия. Мы долго готовились к этому разговору. Руслан Габлия – очень занятый человек, один из немногих, кого, кажется, хватает на все. Его картины неоднократно получали первые премии в ежегодном конкурсе «Работа года». Но он не занимается только живописью. Работает долго, но когда идея, наконец, воплощена, (не важно, о какой сфере идет речь) за результат можно не беспокоиться. При внешней теплоте и радушии, довольно закрытый человек. Поэтому для нас вдвойне ценно, что он так просто и искренне говорит о себе...

Руслан, над чем вы сейчас работаете?

- Так сложилось, что я почти четыре месяца плотно занимался другим делом – скульптурой. Грузом лежало то, что Владислав Григорьевич в последний период своего президентства предложил мне написать портреты исторических деятелей, чтобы в каждом портрете печать времени была. Совсем перед уходом он заказал рельеф царя Леона. И еще я написал портрет самого Владислава Григорьевича маслом. Не удался мне этот портрет. Потом пытался рисовать еще... И вот все эти годы у меня была внутренняя, невысказанная потребность. Все думал: «А вдруг мне все же удастся сделать его портрет?». Поэтому я сразу согласился делать памятник Владиславу Ардзинба для города Ткуарчал со скульптором Амираном Адлейба. Буквально на днях сняли с него форму. В течение месяца он будет закончен в гипсе. Мне очень дорога эта работа.

Вы и бюст Героя Абхазии Сосналиева делали с Амираном Адлейба и Адгуром Дзидзария (этот бюст получил вторую премию в ежегодном конкурсе «Работа года» за 2014 год). Художники, обычно, индивидуалисты, вас не напрягает коллективный труд?

- Да, работать втроем не просто. Здесь обязательно кто-то должен быть ведущий. Когда лепили бюст Султана Сосналиева, начинал Амиран, потом выдохся, продолжил я. А Адгур его закончил. Нам нужно было создать образ война, которого мы все знали и любили. Мы спорили не раз, но в итоге находили общее решение. Так что, иногда, соавторство помогает в работе.

Как вы сами охарактеризуете тот этап, на котором находитесь?

- Что-то я начал понимать в живописи перед войной. И во время войны тешил себя тем, что писал портреты воинов. Это не было то, что я хотел делать. Но, это было то, что я мог делать в то время. Когда этот кошмар закончился, в наступившее послевоенное время, трудно было сказать, что я развивался. Но я работал. Художник Геннадий Лакоба в один из приездов в Сухум, увидев мои работы, вывез меня в Гродно. Там он сам жил и работал. Три-четыре месяца я провел там. Мне предлагали остаться. Я вернулся. Бросить все оказалось для меня неприемлемо. Если бы остался, наверное, все было бы по-другому. Среда, ведь, формирует художника...

А что происходит сейчас в нашей художественной среде?

- Все же мы родом из СССР. Там тоже были разные течения, но после войны не стало тех, кто задавал тон. Я мечтал после войны, чтобы у нас началась настоящая творческая жизнь. Очень хотел, чтобы Адгур Дзидзария(абхазский художник-абстракционист) вернулся в Абхазию. Он вернулся, хотя и выбивается из общей среды. Мы же не любим тех, кто на нас не похож... Четыре года назад мы избрали его главной Союза художников с минимальным перевесом голосом. Трудно менять ситуацию, везде проблемы, но в последнее время все же появляться люди, которые начали думать и понимать место и время, в котором находятся.

Кто идет вам на смену?

- Мне нравится то, что делают Адгур Пилия и Адгур Ампар. Импонирует их заряженность на творчество. Эльвира Арсалия внесла свежую струю. Астанда Пкин тоже из этого числа. Есть люди. Нам очень нужна площадка, где будет что-то происходить. Вот тогда, что-то будет действительно меняться. Недавно премьер-министр приходил в Выставочный зал, обещал ремонт. В современный выставочный зал можно будет привозить выставки больших художников из-за пределов Абхазии. У нас дети учатся в вузах за пределами Абхазии, среди них тоже есть те, кто чувствуют время. С ними можно работать. Знаете, у абхазов есть пословица, в переводе примерно так: «Что поп увидел – то и покрестил». Мы, старшее поколение, воспитаны на французской живописи начала 19-20 века. Предел того, что мы могли увидеть в советское время, был третий этаж «Эрмитажа». И это накладывает отпечаток на все, что все мы делаем. Но сегодня есть интернет, есть видеопутешествия по галереям и музеям, я не говорю, уже о том, чтобы туда поехать и все увидеть своими глазами. Далеко не все из наших художников, могут себе это позволить. Но сегодня, если есть желание слышать и видеть, можно многое узнать.

Вы ходите в выставочный зал на показы документальных фильмов о современном искусстве, приводите туда своих дочерей, приглашаете своих учеников. Почему вы считаете, что это важно?

- Есть вещи, представление о которых я не получил в свое время. И в их возрасте мне было в них сложно ориентироваться. А растущий художник, да и просто молодой человек, который только открывает для себя мир, должен ориентироваться в очень широком и противоречивом мире искусства. Кроме того, эти фильмы ведь не только об искусстве, они и о мировоззрении, они показывают другую картину мира. И такое в Абхазии больше нигде нельзя посмотреть.

Кто вам близок из художников?

- Знаете, для меня всегда было важно – владение ремеслом. Но ремесло, конечно, не должно задавить художника. Оно нужно, чтобы человек, используя ремесло, мог стать самим собой. Мне посчастливилось видеть в живую картины художников раннего Возрождения. Они писали на стене, и их владение техникой просто непостижимо. Смотришь на картины, и думаешь, что это делал не человек.

Вы одновременно работаете над скульптурой, пишите картины, преподаете, еще и оформлением книг занимаетесь. Такая широта не мешает творчеству?

- Просто мне все это равноинтересно. Но это еще и трагедия моя. Я раньше не мог смотреть на книги нашего издательства. Потом с новым директором Дауром Начкебия у нас оказались общие взгляды на процесс. Я начал сотрудничать с издательством, и теперь эти книги уже совсем другого уровня, на мой взгляд. У меня раньше не было такого опыта. Это же очень интересно. Когда твоя идея, возвращается к тебе в виде хорошо изданной абхазской книги, которая попадает в дома людей и несет с собой культуру – это радость для меня.
Что касается преподавания, то я уже много лет в этом, и теперь, когда появилась смена, хочу уйти. У меня большая, светлая мастерская, о которой я долго мечтал, буду работать над своими идеями и заканчивать начатое. Сейчас так выходит, что мастерская есть, а времени нет на творчество. Хочется плотно поработать над синтезом скульптуры и света.

Вы все делаете интуитивно, или есть заранее заданная цель?

- Есть первоначальная идея. Она потом трансформируется. Потом, когда я вижу, что начинает получатся, как я хотел, мне становится неинтересно, и работа стоит. Мне сам поиск интересен. Поэтому я одновременно могу работать над несколькими разными задачами.

А в какие моменты вы бываете довольны собой?

- Когда, наконец-то, что-то живое начинает рождаться из-под твоих рук - это такое счастье, цены которому нет.

Как бы вы описали цель своего творчества? Она вообще существует?

- Я уже говорил, что осознанно готов засесть в мастерской и заняться своими планами. Мне нравится этническая сторона творчества. Но не внешняя этничность, этого у нас много. А ее глубокое внутреннее содержание, суть. Сегодня есть потребность в сути, я это чувствую. То, что писателю Дауру Зантария удалось выразить словами, я хочу попробовать сделать в живописи.

HTTP://ASARKIA.INFO/SOCIETY-MIX/1483/