14 августа был последним днем моего отпуска. Я опишу его таким, каким запомнила, это будет мое личное свидетельство, без тех фактов, которые стали известны позднее. Я никуда не поехала в отпуск, провела его дома, на раскопках Сухумской крепости, на «Амре» – за бесконечными чашечками кофе.

Мы часами томились под палящим южным солнцем. Напрасно я взывала пойти на море, искупнуться. Южные люди не часто ходят на море, как ни странно, тем более практически не загорают на пляжах. Бывало, встретившись где-нибудь в сентябре-октябре, мы делились своими достижениями: «Ну, я раз пять окунулся!» «А я – два!» По-моему, редко кто доходил до 10.

Предстояла сырая неуютная зима. Субтропики. Среднезимняя температура 6 градусов тепла. Звучит заманчиво. Но когда 6 везде: дома, на работе, в кинотеатре, в магазине – это очень далеко от романтики. Все мы мерзли, простужались, ждали лета, давали обещание «подзакалиться» летом - т.е. хотя бы покупаться в море. Но наступало лето, неприятные зимние воспоминания оставались позади, на пляж идти было лень, и так каждый год. Поэтому махнув рукой на компанию, я решила все-таки сдержать данное самой себе обещание - укрепить иммунитет на зиму.

13 августа я выбралась вечерком на море и собиралась продолжить это хорошее начинание завтра. А завтра была война.

Утром 14 августа, проснувшись, я взялась за любимую книжку – времени до вечернего купания было еще много. Двери у нас тогда на площадках домов практически не закрывались. В открытую дверь выдвинулся сосед: «Вас к телефону!»

Кто бы это? С утра, в мой отпуск? Беру трубку. Знакомая журналистка каким-то неестественно ровным голосом спрашивает: «Что делаешь?»

«Читаю», – отвечаю я и уже жду какого-то тяжелого сообщения – слишком голос подозрительно нейтральный, так обычно готовят к чему-то непредвиденному …

«Оля, война. Грузинские вертолеты обстреливают район санаториев ПВО и МВО».

Кидаюсь к телевизору: почти все время передают обращение В.Г.Ардзинба: «Сегодня, на рассвете, без объявления войны... Мобилизация».

По-моему, уже были документальные кадры: испуганные люди у Красного моста, напротив кинотеатра «Апсны», бегут в сторону центра.

Опять к соседям: «Можно позвонить?»

«Какой звонить», – нервничает сосед, – стреляют!»

«Ну не в трубку же!» – хотелось бросить мне ему. Сдержалась: сосед все же.

Набираю звонившую журналистку: «Что делать?»

«Не знаю. Все идут на Фрунзе, к бывшему Совмину (там, по-моему, располагался Народный Форум Абхазии). – И тут же предостерегающе: «мать пожалей!»

Возвращаюсь в свою квартиру. Начинаю с деланным спокойствием собираться. Мама смотрит тревожно и умоляюще: «Может, не надо никуда ходить, доченька?»

Тоже нечастое обращение – «доченька». Как последняя возможность остановить.

– Ничего, я быстро, только узнаю».

На Фрунзе уже довольно много людей. Вижу знакомых: в шортах и сандалиях - прямо с раскопок Сухумской крепости. (По-моему, в этом они и попали на фронт: домой не каждый успел зайти).

Самый воинственный из тех, кого я увидела, был высокий седой абхаз, наверно, охотник – с ружьем в руках, перепоясанный патронташем. Информации никакой. Бегали то к торцу правительственных зданий, где располагалось Абхазское телевидение, то обратно. Ближе к вечеру перемещаемся все-таки к помещению, в котором работало Абхазское телевидение. Перед этим позвонила маме: «Останусь в центре у знакомых, чтобы не ходить лишний раз». Бедная моя мама. Неизбывная моя боль. Моя Голгофа.

Информации все еще никакой. Вроде бы ждут кого-то договариваться. Бои на Красном мосту. В сгущающихся сумерках кто-то говорит перед входом на территорию телевидения: «Кто остается – заходите. Двери закрываем».

И я делаю этот шаг. Внутри довольно много людей: кто-то показывает, как перевязывать раны, как накладывать шины, кто-то беспрерывно пытается связаться с Москвой. Абхазская журналистка снимает сюжет: интернациональная команда добровольцев на местном ТV (его показали по Центральному ТV, когда город уже был занят грузинскими войсками).

Сидим всю ночь. Проносится слух, что стороны договорились отвести войска от города. Слава Богу! Утром возвращаюсь домой, отсыпаюсь, на следующий день прихожу к зданию ТV. Двери настежь, нигде ни души, повсюду валяются листы бумаги. Слабый ветер перебирает белые листы. Пустынный сюрреалистический пейзаж.

Так начиналась война…

Ольга Винокурова