По такой же схеме мы работали при раскрытии другого преступления - покушения на жизнь бывшего президента Анкваба и убийства офицеров его охраны. После задержания подозреваемых оперативно-следственной группой, буквально через несколько часов, их адвокаты в соответствии с УПК РА уже имели возможность общения с задержанными даже до начала официальных допросов. Кроме этого, у адвокатов была возможность видеться со своими подзащитными без ограничений. И почему в прокуратуру не поступила ни одна жалоба ни от одного из адвокатов на то, что по отношению к их подзащитным были применены незаконные методы? Что это? Плохая работа адвокатов? Убежден, что ни один уважающий себя адвокат не позволил бы себе молчать при очевидных нарушениях закона. А то, что два года спустя уже подсудимые заговорили о пытках, так это они просто пытаются таким образом оправдать сказанное ими ранее.

Корр.: В своем интервью вдова Алмасбея Кчача отвергла версию самоубийства. Она заявила, что ее супруг был убит, и недвусмысленно намекнула на участие в этом сотрудников СГБ. Среди названных ею фамилий была и ваша. Имеются ли какие-либо основания для таких разговоров?

Дмитрий Дбар: Обстоятельства гибели генерала Кчача, который обвиняется в организации покушения на жизнь бывшего президента Александра Анкваба и убийства сотрудников Государственной службы охраны, проверялись оперативной группой прокуратуры Гагрского района, которая приехала на место преступления.

Проверка со стороны Военной прокуратуры подтвердила факт самоубийства Кчача. Конечно же, утверждения вдовы Кчача беспочвенны.

Корр.: Вы участвовали в операции по задержанию Алмасбея Кчача. Если это не секретная информация, расскажите подобнее о ней.

Дмитрий Дбар: В операции по задержанию генерала Кчача принимали участие много оперативных сотрудников наших спецподразделений, в том числе и я. Планировалось его задержание и немедленное проведение обыска. Также присутствовал представитель прокуратуры, входящий в состав следственной группы, и двое понятых. Нам было известно, что Кчач находится в своей квартире, расположенной на первом этаже, и намеревается выехать за пределы Абхазии. Мы пытались войти через дверь, постучались и просили ее открыть, слышали движение внутри, однако ответа не последовало. Промедление было недопустимо, и поэтому было принято решение о проникновении через окно балкона.

Когда сотрудники взломали металлические решетки и смогли войти в квартиру, то увидели лежащего на кровати в спальне Алмасбея Кчача. В правой руке у него был пистолет системы ПСМ. При таких обстоятельствах проведение намеченных следственных действий уже было невозможно. Только сотрудники прокуратуры Гагрского района проводили осмотр помещения и изымали оружие и другие предметы. Наша оперативно-следственная группа к этому уже отношения не имела.

Корр.: В том же интервью вас обвинили в присвоении именного пистолета, найденного в схроне, который принадлежал Рокки Гицба...

Дмитрий Дбар: Речь идет о пистолете, подаренном Владиславом Ардзинба? Нет, конечно, и быть не могло. Когда изымались схроны, присутствовали понятые, оперативные сотрудники и сотрудники прокуратуры. Составлялся соответствующий протокол и все снималось на видео. Никто ничего не присваивал, а все изъятое находится в криминалистическом центре. То, что сказала супруга Алмасбея Кчача, неправда!

Там было очень много оружия изъято, вывозились газелями и взрывные устройства, и даже средства противовоздушной обороны. И таких схронов было найдено больше десяти. Чтобы вывезти все это оружие, потребовались грузовые машины. Для чего нужно было столько оружия? Против кого?

Корр.: По словам вдовы Алмасбея Кчача, обвиняемому Едгару Читанава вы, якобы, сказали: «Вы кто такие, если мы убрали генерала..».

Дмитрий Дбар: Ничего, кроме улыбки, это у меня не вызывает. Говорить одному из преступников о том, что «мы убрали Кчача»?! Не задавались ли вы вопросом, почему вдова генерала, обладая предсмертной запиской своего мужа, не просит правоохранительные органы провести почерковедческую экспертизу? Ведь это помогло бы пролить свет на обстоятельства его гибели...

Что касается подсудимого Читанава, то хочу заметить, что, помимо того, что он замешан в ряде преступлений в Абхазии, он еще и исповедует радикальный ислам и входит в запрещенную организацию «Имарат Кавказ». Есть видеосъемки, которые были представлены на суде, где Читанава проповедует радикальный ислам. И в данный момент, чтобы ему оправдаться и избежать справедливого наказания, он готов очернить любого.

Корр.: Зачем и кому выгодно вас очернить? Какие цели у этих людей?

Дмитрий Дбар: Могу только предположить, что это связано с главной целью – добиться всеми возможными способами оправдания подсудимых по этим двум громким делам. Не исключаю и то, что это может быть связано с моей профессиональной деятельностью в период руководства УВД Сухума. Видимо, я оказался не угоден.

Не могу сказать, что это связано с политикой, но ведь кто-то подсудимым подсказывает, чтобы они так говорили.

У братьев Читанава мы нашли большой схрон оружия и боеприпасов. По нашей оперативной информации они должны были принимать участие в подрывах на территории Абхазии. Они себя представляли как абхазский джамаат. Имели контакты с сомнительными людьми. И для чего они хранили так много взрывчатых веществ? Надеюсь, что это установит суд. Они получали денежное снабжение, получали указания, готовились.

Корр.: Вся эта ситуация вокруг этих преступлений и публикации в СМИ подрывают авторитет сотрудников СГБ и Службы в целом. Это делается специально, чтобы невыгодно представить работу СГБ в недавнем прошлом или же помочь кому-то уйти от ответственности за преступление?

Дмитрий Дбар: Именно так. Суд над обвиняемыми затягивается и во многом этому мешают сами заключенные, которые ведут себя некорректно. Тот же Читанава был удален из зала суда. Мое личное мнение - некие люди пытаются оправдать их и вытащить на волю. В том, что они совершили то, в чем их обвиняют, у меня сомнений нет. И я надеюсь, что виновные понесут заслуженное наказание.

Корр.: Возможно ли выстроить всю цепочку действий и привязать к ним людей без вещественных доказательств?

Дмитрий Дбар: Нет, невозможно. Подозреваемые лично показывали и рассказывали, куда они спрятали свое оружие, куда они выкинули свою одежду, где готовились, где совершили преступление и где должны были совершить преступление. Причем все это фиксировалось на видео в присутствии понятых. При проверке их показаний все складывалось в одну логическую цепочку. В одних местах обнаруживались стреляные гильзы от снайперской винтовки, в других местах - сама винтовка и другие боеприпасы. Причем снайперская винтовка была спрятана не где-нибудь, а непосредственно на территории дома отдыха «Кудры» в Пицунде. Ни одному здравомыслящему человеку из оперативно-следственной группы не придет в голову все это придумать.

Корр.: Я так понимаю, что сейчас дело по покушению на бывшего президента страны Александра Анкваба пытаются развалить? В этом причина всех этих заявлений со стороны обвиняемых в адрес сотрудников силовых структур?

Дмитрии Дбар: Выносить решение должен суд. Я очень надеюсь, что оно будет законным и справедливым. Мое личное мнение, как оперативного сотрудника в тот период, у меня нет сомнений, что эти люди причастны к вменяемым им преступлениям и их руки по локоть в крови. Доказательств предостаточно как процессуальных, так и материальных. Они признали свою вину. Они рассказали и показали то, что знать могли только люди, которые либо причастны к преступлению, либо достоверно осведомлены об обстоятельствах его совершения. Они хорошо сотрудничали со следствием.

После того, как покончил жизнь самоубийством Хутаба Т., во всех камерах были установлены видеокамеры. Без адвокатов эти люди не допрашивались. Никто им не мешал заснять побои подсудимых, если таковые имелись. Два года спустя они вдруг вспомнили... Видимо время и нынешняя политическая обстановка располагают так говорить.

Корр.: Следствие говорит, что Тимур Хутаба покончил с собой, кто-то муссирует слухи, что это убийство...

Дмитрий Дбар: Нет логики. Следствию Тимур Хутаба, как и генерал Кчач, нужен был живым. До момента его задержания следствию стало известно, что этот человек начал пить. Позже, после задержания, он сам сказал о том, что с одним из погибших во время покушения он воевал в Отечественной войне и тяжело переносил случившееся. Думаю, его психика просто не выдержала. Накануне самоубийства он попросил ночь на раздумье, а на следующий день должен был давать официальные показания, но увы...

Корр.: А по поводу того что, Анкваба не было в кортеже...

Дмитрий Дбар: Ну, это абсурд! Когда президент ездил по своему обычному маршруту Гудаута – Сухум, у нас, как это делается в России, не перекрывали дорогу. Поэтому обычные граждане его могли видеть в кортеже. Есть люди, которые видели Золотинсковича своими глазами.

За все время моей работы не было ни разу, чтобы Анкваб не находился в кортеже. Я считаю такие разговоры плодом чьих-то фантазий. Человек получил серьезный удар как физически, так и психологически. Там погибли двое ребят, которые его охраняли – достойные люди, ветераны войны. То, что Золотинскович был в кортеже, это даже не обсуждается!

Корр.: Вы опровергли все, что было высказано в интервью вдовой Алмасбея Кчача. Получается, все это выдумки?

Дмитрий Дбар: Любой здравомыслящий человек, который читал данное интервью, поймет, что оно безосновательно. Думаю, оно появилось, чтобы оправдать своих родных. И люди, которые пытаются распространить такое мнение, преследуют корыстные цели: личные или материальные. Уважающий себя журналист не может публиковать такое интервью, не подтверждённое фактами, просто со слов.

Корр.: Один из обвиняемых по делу о покушении на Александра Анкваба выпущен под поручительство депутатов парламента. Это законное действие?

Дмитрий Дбар: Речь идет об особо тяжком преступлении, наказание за которое предусматривает, в том числе, и высшую меру. Поэтому для меня это стало шоком. Можно только догадываться, с каким чувством судьи выносили такое решение. Я думаю, что на это дело надо смотреть с точки зрения того, что террористы, к каковым относятся подсудимые по делу о покушении на жизнь А. Анкваба, не должны находить понимания ни в законодательной, ни в исполнительной, ни тем более в судебной власти. Это создаст очень плохой прецедент. Ведь президенты и другие государственные деятели приходят и уходят, а преступление остается. я не понимаю, чем руководствовались те, кто ручались за организатора этого преступления.

Корр.: Обвиняемый по другому громкому делу - по факту убийства Клемантович и Скаредновой - заявил, что сотрудники оперативного отдела его избивали 7- 8 часов, затем, обернув в целлофан, закопали в яму, грозили изнасиловать милицейской дубинкой и что под страхом таких пыток он подписал предложенную версию преступления от следственного отдела.

Дмитрий Дбар: Задержание проходило как обычно. Повторюсь, на всех допросах присутствовали прокурор, адвокат, и никто им не мешал снять побои, а также проверить место, где якобы его закапывали. Сценарий один – он тоже пытается себя оправдать. Он сам сказал, что должен оправдать себя, почему он сдал остальных.

Корр.: Насколько это важно, чтобы работа СГБ была конфиденциальной, а имена сотрудников засекреченными?

Дмитрий Дбар: Люди, которые их рассекречивают и публикуют в СМИ, просто некомпетентны. Они не понимают, что ставят под угрозу жизни сотрудников спецслужбы и их семей.

Корр.: Не принижает ли авторитет Службы госбезопасности вся эта ситуация вокруг ее сотрудников? Какими могут быть последствия?

Дмитрий Дбар: Почему-то по этим двум громким делам сотрудников СГБ пытаются представить в невыгодном свете. Вызов сотрудников СГБ и других членов следственной группы на допрос создает ощущение, будто преступниками являются они, а не кто, в действительности совершил преступления, убийства. И меня тоже пытаются вызывать на допрос, но я не иду. Я от начала и до конца участвовал в расследовании этих дел и ни минуты не сомневаюсь в том, что именно эти обвиняемые совершили преступления.

Корр.: Вы возглавляли управление внутренних дел города Сухум. Ваш уход с работы вызвал много слухов. Говорили, что конфликт с сотрудниками ГСО был лишь поводом, а истинная причина состояла в другом...

Дмитрий Дбар: Во-первых, я очень долго думал, прежде чем согласиться на эту работу. Знал, что это будет сложная работа, но так как министром внутренних дел стал мой друг, я не мог отказаться. Хотел его поддержать. В принципе, за те несколько месяцев работы мы постарались сделать все, чтобы снизить преступность. Сотрудники не спали днем и ночью, мы с них выжимали максимум при минимальной зарплате. Мы сумели улучшить криминогенную обстановку в разы. Это тоже не устроило определенные круги.

Корр.: Получается, вы ушли не потому, что не справлялись, а были другие причины?

Дмитрий Дбар: На нас давили. Здесь было больше политического. Кого-то мы не устраивали из-за родственных связей, кого-то - из-за того, что работали при прежней власти. Наши граждане должны судить о том, что нам удалось сделать, что мы пытались сделать и что происходит сейчас.

Корр.: А что, на ваш взгляд, происходит сейчас?

Дмитрий Дбар: Не нужно быть особым специалистом, чтобы понять, что криминогенная обстановка не только в столице, но и по всей республике оставляет желать лучшего. Но в этом не виноваты только сотрудники милиции. Они не получают должной поддержки, криминальные же авторитеты чувствуют себя вольготно. Работники правоохранительного блока не чувствуют себя защищенными. Избиение сотрудников милиции при исполнении ими своих профессиональных обязанностей не находит должного реагирования со стороны тех, кто по долгу службы призван стоять на защите. Я имею в виду органы прокуратуры.

Вы не задавались вопросом, почему наказание тем, кто избивал сотрудника милиции Цамбова, судом было применено ниже, чем предусмотрено законом? Почему МВД РА было вынуждено взять адвоката для защиты интересов своего сотрудника, когда по долгу службы его интересы обязана была защищать прокуратура? И почему эта же прокуратура, представляющая интересы государства в суде, не возражала против минимального наказания обвиняемым?

Ответ для нас тогда был очевиден. Когда генеральный прокурор сам лично приводит в здание МВД РА одного из разыскиваемых, то это о многом говорит. Ведь все прекрасно понимают, что генпрокурор не проводил оперативно-розыскные мероприятия, в ходе которых осуществил задержание преступника. Имела место обыкновенная договоренность о добровольной сдаче разыскиваемого именно генеральному прокурору А.К. Ломия. Не трудно догадаться, на каких условиях это было сделано, так как результат не заставил себя долго ждать. Все это говорит об отсутствии государственного мышления у некоторых руководителей, нежелании добиваться в судах справедливых приговоров. Порою имеет место принуждение судов к прекращению уголовных дел, как например, по делу об избиении бывшего премьер-министра Б.Т. Бутба.

Все это говорит о слабости власти и отсутствии принципиальных подходов к борьбе с преступностью и обеспечению неотвратимости наказания. Конечно, это порождает в людях уверенность в собственной безнаказанности, порождает условия для совершения новых преступлений.

Корр.: Есть информация, что активизировали свою деятельность так называемые «воры в законе». Насколько это верно?

Дмитрий Дбар: Как я уже упоминал, работа правоохранительных органов очень ослабла. Они задерживают преступника, но через двадцать минут его отпускают. Какой смысл сотруднику лезть в пекло? В нашей стране организованная преступность набирает обороты, а Генеральная прокуратура, призванная координировать работу правоохранительных органов, не сумела наладить работу.

Корр.: Сколь опасными могут оказаться последствия, если вдруг обвиняемые по этим двум громким преступлениям уйдут от ответственности?

Дмитрий Дбар: Я могу с уверенностью сказать, что будут новые преступления, более тяжкие и изощренные, а последствия будут ужасными. Если такого уровня преступники выйдут на свободу, то криминогенная обстановка еще более ухудшится, а это скажется и на политической жизни.

Корр.: Это будет означать победу криминала над законом?

Дмитрий Дбар: Абсолютную  победу криминала над законом. Группы по борьбе с организованной преступностью, благодаря  которым  были раскрыты громкие преступления, о которых мы говорили выше, были  расформированы.  А опыт этих сотрудников крайне необходим стране. 

Я знаю, что сейчас в тюремных камерах ослабла дисциплина, двери не заперты, заключенные общаются друг с другом. Звонят судьям с угрозами прямо из тюрьмы, и судьи, понимая, что они тоже не в безопасности, вынуждены заявлять самоотводы. Никто из сотрудников правоохранительных органов, в том числе и судебных работников, не чувствует себя защищенным. При возникновении трудностей они останутся один на один со своими проблемами. В таком случае, о какой защите интересов граждан можно идти речь?

Корр.: А кто оказывает поддержку преступникам?

Дмитрий Дбар: К сожалению, нам не удалось избавиться от телефонного права. Я многим был не угоден и из-за этого тоже. Тысячи звонков поступало, но я не обращал внимания, старался честно делать свою работу. Однако, в наше время принципиальность и честность, видимо, не в цене. Преступность с ее ростом и падением была во все времена, но такой неприкрытой поддержки со стороны государственных органов, на мой взгляд, она никогда не имела.

Есть известное выражение: «Преступный мир таков, каким государство позволяет ему быть». Хочется надеяться, что к управлению государством придут люди, далекие от криминала, которые не позволят ему взять власть в свои руки.